(Главы из повести)
Глава 6. Эстетический удар
С самых первых дней стажировки я окунулся в культурную жизнь столицы – театры, музеи, выставки… В таёжном городе, где всё это в единственном числе (один драмтеатр, один краеведческий музей, одна – и та передвижная – выставка), о таком изобилии приходилось только мечтать. А здесь… Добираясь из общежития до института и обратно, я не пропускал киосков, усеянных афишками. Часто мне везло, удавалось вырвать только что «выброшенный» в продажу недорогой билетик на интересный спектакль, оперу, балет…
В московских театрах понравилось всё: особенно старинные и порой обветшалые интерьеры с портретными галереями актёров со времён Чехова и до наших дней, роскошный (по тем временам) и просторный Дворец съездов, где шли спектакли Большого театра, а в буфетах всегда продавали пышные блины с сёмгой, чёрной и красной икрой. При ценах того времени даже сторублёвой стажёрской стипендии хватало и на театры и на блины.
Да, было время!.. Не то что ныне: сколько стоит один билетик в Большой – так на приличный велосипед или холодильник хватит этих денег! Потому и не воспринимаю причитания – молодёжь, мол, у нас не та. Как можно сравнивать сегодняшнюю, заточенную на потребление рыночную реальность (много денег – и любые двери для тебя нараспашку, мало – извини…) с широкой – даже для обычного стажёра – доступностью к культурным благам того времени?!
Вожделенной мечтой было попасть на спектакли Большого театра. Моя мечта сбылась! «Евгений Онегин», «Лебединое озеро», «Фауст», «Риголетто»… Это далеко не полный перечень того, что удалось посмотреть из тогдашнего репертуара Большого. В какой-то момент поймал себя на, казалось бы, абсурдной мысли: я был настолько переполнен операми и балетами, что теперь даже появление на сцене знаменитостей не всегда заставляло по-прежнему трепетать сердце. Видимо, попривык или стал более искушённым, разборчивым?
Случались моменты, когда хоть смейся, хоть плачь. В опере «Князь Игорь» половецкий хан Гзак выехал из-за кулис верхом на живом белом коне! Зал оживился, мой сосед раскрыл программку и стал лихорадочно водить пальцем по страницам, бормоча:
– Князь Игорь… хан Кончак… Ерошка… Чага… Куман… Наездник… – и разочарованно вздохнул.
– Что, нет его? – сочувственно спросил я.
– Кого? – уставился на меня сосед.
– Коня.
– Представьте себе, нет, – ещё раз разочарованно вздохнул сосед.
– Красавец! – причмокнул я и серьёзно добавил: – Вполне достоин звания заслуженного, а то и народного.
Сосед прищурился, изучающе поглядел на меня и так же серьёзно произнёс:
– Я с вами полностью согласен…
Открытием, а точнее настоящим потрясением для меня стало существование классного балета вне Советского Союза, хотя Высоцкий и утверждал, что «в области балета мы впереди планеты всей». Оказалось, это не совсем так.
В прошлом наш соотечественник петербуржец Георгий Баланчивадзе, а ныне Джордж Баланчин, исколесивший Европу и основавший в 30-е годы американский балет, привёз в Москву труппу «Нью-Йорк-Сити-Балет». Поразили поставленные им «Драгоценные камни» из трёх частей – «Изумруды», «Рубины», «Бриллианты».
Каким-то чудом я попал на этот балет – в театральном киоске успел вырвать единственный билет на него, правда, с неизбежной нагрузкой, которая оказалась тоже хороша – «Бешеные деньги» в театре Ермоловой. Помню, как я шагал от выхода из метро до Кремлёвского Дворца съездов сквозь живой коридор – люди тянули руки, даже с денежными купюрами в пальцах, и с отчаянной надеждой вопрошали о лишнем билетике.
А главным чудом стал сам балет: сказочный, прекрасный, потрясающий! Воспитанная на нашей превосходной классике публика погрузилась вдруг в иной, до сего дня неведомый мир. Запомнились балерины – юная Гелси Киркланд и Патрисия Макбрайд.
Теперь «Драгоценности» Баланчина называют не иначе как шедевром. В качестве непосредственного очевидца подтверждаю это. И горжусь, поскольку по большому счёту Высоцкий оказался прав, ведь Баланчивадзе и родился, и получил балетное образование, и сделался профессионалом в России. Наш человек. Недаром для «Рубинов» и «Бриллиантов» выбрал музыку русских композиторов Стравинского и Чайковского. По словам Стравинского, хореография Баланчина даёт возможность «слышать музыку глазами». Удивительно точно сказано!
От обилия спектаклей, как и от состава исполнителей, кружилась голова.
– Кого сегодня увидел? – этим вопросом встречали меня ребята, когда уже почти ночью я добирался до общежития.
И я перечислял: Грибов, Стриженов, Попов, Быстрицкая, опереточная дива Шмыга, Плисецкая и Лавровский, Сличенко, Массальский, Давыдов, Евстигнеев, Невинный, Киндинов… Список можно было развернуть многострочный. И он постоянно с каждым новым выходом в театр пополнялся. Тех, кого я раньше видел только в кинофильмах или на телеэкране, теперь лицезрел живьём!
Запомнил, как поразила Светлана Коркошко в спектакле «Мария Стюарт» своей неистовой запредельной страстью в роли королевы шотландской. Я сидел во втором ряду партера и отчётливо различал каждую чёрточку на лицах актёров, выражение их глаз, даже едва уловимые вздохи. Малейшая фальшь не ускользнула бы от внимания. Коркошко играла потрясающе! Буквально жила на сцене. И вместе с ней, волшебным образом переместившись в другую эпоху, сопереживали мы – зрители. Такого естественного и полного перевоплощения я больше не встречал ни у одного из увиденных мной актёров…
Правда, чрезмерное приближение исполнителей к зрителям однажды сыграло дурную шутку.
В столицу приехал Ленинградский Мюзик-Холл. Я раздобыл пару билетов, и мы с Вадиком пошли в киноконцертный зал «Октябрь» на ревю «Нет тебя прекрасней». Места были отличные – в центре партера, в ряду сразу за поперечным проходом, так что совершенно не мешали головы сидящих впереди зрителей, а сцена – вся как на ладони, к тому же, и ноги можно было спокойно вытянуть.
Представление было превосходным. Спектакль включал в себя очень эффектную балетную интермедию «Гусарская баллада». Танцовщицы – как на подбор! В гусарских ярко-красных доломанах, в киверах, белые лосины обтягивают стройные ножки…
– Вот это девочки! Супер! Красавицы! – не сдерживал восторга мой товарищ преподаватель Вадик, приехавший из нашего дальневосточного института на стажировку. Когда дело дошло до канкана, публика взорвалась восторженным рёвом и шквалом аплодисментов. Мы с Вадиком, естественно, тоже. Положительные эмоции зашкаливали.
Если бы на такой высокой ноте всё закончилось, впечатление от спектакля осталось бы превосходным. Однако по сценарию в один из моментов девушки спустились со сцены и цепочкой промаршировали по проходам, в том числе перед самыми нашими носами. И здесь бурный восторг сменился удивлением. Мы невольно разглядели то, чего не следовало афишировать публике.
Нет-нет, сами артистки играли блистательно, но надетая на них форма и макияж, мягко говоря, не в полной мере соответствовали содержанию. На доломанах тускнели потёртости, кое-где красовались заплаты, на лосинах виднелись рубцы от зашитых дырок, лица танцовщиц покрывал не очень искусно наложенный грим («штукатурка» – сразу пришло на ум). То, что было незаметным на расстоянии, вблизи бросалось в глаза и смазывало в целом прекрасное впечатление.
– Да-а, «нет тебя прекрасней»… – усмехнулся после спектакля Вадик и добавил: – Им бы нашего фарцовщика Али в помощь, тот бы и зарубежную косметику девчонкам достал, и костюмы приличные сварганил.
– Блеск и нищета гусарок… – пошутил я. – А так здорово!..
Говорят: если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе … Так однажды и получилось. Это я к тому, что не только сам ходил по театрам, но и театр однажды пришёл ко мне, точнее к нам – в институт.
Накануне какого-то праздника молодые преподаватели и девушки – сотрудницы кафедры, на которой я проходил стажировку, решили устроить дружескую неформальную молодёжную вечеринку. Пригласили поучаствовать и нас, стажёров. Мы с Чуфой – стажёром из Пензы Володей Чуфаловым – с удовольствием согласились. Сбросились со всеми на вино и бутерброды.
Буквально за считанные часы до мероприятия один из наших коллег принёс приятную весть:
– К нам придут гости. Знаете кто? – он обвёл нас победоносным взглядом, выдерживая интригующую паузу.
– Завкафедрой что ли? – с нескрываемым удивлением высказала предположение секретарша Валя.
– Секретарь партбюро? – уныло предположил Чуфа.
Носитель тайной информации только посмеивался и мотал головой.
– Ну, говори же, не томи! – встрял я.
Коллега, наконец, сжалился над нами и выложил сенсацию:
– Актёры Таганки! – и не без тайной гордости многозначительно добавил: – Я договорился, есть связи…
Каждый из нас от такой радостной неожиданности готов был сесть на пятую точку. Ещё бы! Театр на Таганке Юрия Любимова тогда гремел на всю страну. Он находился в двух шагах от корпуса нашего института, расположенного на Николоямской. И я, выходя из метро «Таганская», практически каждый день наблюдал, как люди осаждали театральную кассу в надежде (как правило, безнадёжной) купить билетик! Говорят, даже ночью здесь дежурил народ.
Атмосфера свободы, новаторства, дерзости, словно магнитом, притягивала к театру людей. Как на дрожжах, набирала популярность плеяда актёров, вливших в театр мощную струю свежей творческой крови: Демидова, Высоцкий, Филатов, Золотухин, Филиппенко, Хмельницкий, Пороховщиков, Фарада, Бортник…
И вот – «Магомед к горе»!
– А Высоцкий будет? – спросил кто-то.
Коллега беспомощно развёл руки:
– У него сегодня спектакль …
Вечер в учебной аудитории пролетел, как «чудное мгновенье». На придвинутых к стенкам столах были расставлены винные бутылки, газировка, тарелки с бутербродами. Перед небольшим импровизированным «залом» с расставленными в беспорядке стульями актёры рассказывали о спектаклях и буднях театра, отвечали на наши вопросы, пели под гитару, импровизировали.
Я люблю юмор, наверное, поэтому запомнил исполненную Семёном Фарадой юмореску. Он до слёз смешно изображал выступающего с отчётом председателя совхоза:
– В позапрошлом годе мы засеяли двести га конопля, и всю её сожрала тля… В прошлом годе мы засеяли четыреста га конопля, и её снова сожрала тля… В этом годе мы засеяли восемьсот га конопля, – здесь актёр гневно выпучивал глаза и патетически восклицал: – Подавись, гадина!..
Дружеское общение продолжилось в режиме фуршета. Разошлись, когда дала о себе знать охрана института.
Юрий Говердовский
(Продолжение следует)
